хоть отбавляй — по обыкновению шел разговор, как бы подработать деньжат. Ведь все мы болтаемся без дела, ни места, да и вообще ничего нет. И чего только мы не пробовали. И все впустую. Ну, а тут Оскар и предложил свой план.

Карандаш секретаря так и летал по бумаге. До сих пор письмоводитель вел свой рассказ с самым серьезным видом. И только тут ухмыльнулся.

— Но, конечно, если вы собираетесь пересажать нас всех, весь наш квартет, тогда нам придется выступать разве что в следственной тюрьме.

Секретарь даже рот разинул. Господин Тэкстэкс вытаращил глаза, словно перед ним выходец с того света. А письмоводитель как ни в чем не бывало продолжал рассказывать о предполагаемом квартете.

— Но ведь вы все равно его не выпустите, пока дело не выяснится. Так что я уж и не знаю.

Господин Тэкстэкс пришел в себя.

— Ну мы-то с вами всегда столкуемся. Мы ведь вроде, тэк-с, коллеги. — Он открыл синюю папку и сделал вид, что читает показания: — Тэк-с, значит, господин Беномен сказал вам: «Я еще расправлюсь с этим кровопийцей». Когда это было?

«Ну, меня ты не проведешь…» — Об этом я ничего не знаю. А если бы даже он и говорил что-нибудь в этом духе, мало ли кто что скажет. Никто не примет этого всерьез. Это скорее доказывало бы, что Молитора убил не он. Уж если кто…

— Ну и хитрец же вы… Так что вам все-таки известно по этому делу?

— Ровно ничего.

— А где вы сами были между половиной восьмого и без четверти восемь.

— Гулял.

— Где?

— По набережной.

— С кем?

— Один гулял.

— Вы можете это доказать?

— Было уже темно. Видел ли меня кто, не знаю.

— Плохо!.. Так или иначе, господина Молитора нашли мертвым в луже крови перед несгораемым шкафом, а известно, что ваш приятель, который ненавидел покойного по весьма понятным причинам, прямо оттуда направился к вам. Вы достаточно знакомы с нашей практикой и поймете, что в данных обстоятельствах я вынужден буду пока вас задержать. Надеюсь, вы не будете на меня в обиде… Как и я не обиделся на вашу шутку… Да, не более как через пять минут он был у вас. Не могли же вы ничего не заметить, волновался ли он, тэк-с, или вообще.

«Не мог он этого сделать», — подумал письмоводитель. И тут же припомнив, как Оскар запыхался, как был взволнован, сказал:

— Нет, он был как всегда.

— Ну, что вы мелете! Это по меньшей мере странно, невероятно даже… Тэк-с, идите-ка сюда! — кликнул он двух агентов. — И будьте, пожалуйста, любезны, особенно любезны с господином Видершейном. Мы ведь с ним старые знакомые. Чуть ли не друзья.

«Издевайся, скотина», — подумал письмоводитель и пожал протянутую ему господином Тэкстэкс руку. Наручники щелкнули.

— Только поаккуратнее, смотрите! Чтоб не было больно!.. Тэк-с, тэк-с.

Лицо письмоводителя опять побагровело. В дверях на него напал истерический смех:

— Он и палачу это говорит?

Агенты ухмыльнулись, а на губах господина Тэкстэкс, который тоже слышал слова письмоводителя, появилась довольная улыбка.

Следователь допросил уже четверых служащих виноторговой конторы, помещавшейся во втором этаже, и жену Оскара, и портного Фирнекеза, который время от времени только кивал или мотал головой, и много раз швейцарца-оружейника, но ни на шаг не продвинулся вперед.

Эксперты установили, что смерть Молитора наступила от удара тупым предметом в левый висок. Много ли было похищено денег и было ли вообще хищение, выяснить пока не удалось, поскольку записи в книгах велись как попало и вопреки всем правилам бухгалтерии.

Теобальд Клеттерер явился к следователю по собственному почину. Ему нужно дать важные показания.

— Я Теобальд Клеттерер, — воскликнул он в дверях и вступил в комнату как на театральные подмостки: без признаков волнения, как бывалый актер, он быстрым и уверенным шагом пересек большую комнату, вперив в следователя открытый взор.

Господин Тэкстэкс внимательно оглядел низкорослого загорелого человечка в ослепительно белой манишке, с чересчур пышным бантом вместо галстука и с мягкой широкополой шляпой в руках.

— Присаживайтесь, пожалуйста.

Но у Клеттерера это не было предусмотрено. Он остался стоять.

— Ключа я к тайне не принес. Но сердце мне повелевает за друга голос свой поднять. Мне этот шаг не легок был. И все же я пришел сказать: он не виновен!

— У вас как будто садоводство? Как должно быть приятно возиться в саду — особенно человеку, знающему свое дело.

— Мне шел четвертый год, когда я с ним сдружился. И он всегда был верен идеалу. Он человек незаурядный. Готов внести залог и взять его на поруки. Ему не вынести оков.

— Тзк-с, тэк-с… Не посоветуете ли вы мне что-нибудь, господин Клеттерер. Я тут в саду у себя посадил на одной грядке тельтоверскую репку. Да что-то она не всходит.

— Что вы, господин следователь! Рано еще! Слишком рано! Репка любит солнце, тепло. Нынче репка будет особенно нежная… Немыслимо, недопустимо, чтоб человек…

— Очень рад. Значит, вы думаете, что я репки все-таки дождусь.

Он с живостью поднялся со стула и проводил Теобальда Клеттерера до двери. Оба были одного роста.

— Будем надеяться, что я не заделал семена слишком глубоко, — донеслось еще до ушей секретаря.

— Тэк-с, вот мы и познакомились со всем квартетом. Славные люди! Просто-таки славные люди! И каждый в своем роде, — сказал он секретарю и снова в раздумье взял в руки плетку Оскара. Химический анализ плетки не показал ничего подозрительного.

— Приведите-ка снова господина Видершейна, а через десять минут — ровно через десять минут! — господина Беномена!

Письмоводитель улегся на койку лицом к стене и мысленно произнес то, что всегда произносил, когда слишком много бед разом обрушивалось на его голову. Этот брошенный всему миру вызов служил ему с давних пор лучшим снотворным, а после бодрящего сна все представлялось в куда более утешительном свете, и уже от одного сознания, что обе ноги у него целы и невредимы, он воскресал душой.

— Вот видите, от нас ничего не скроешь. Почему вы утаили, что ваш друг был очень взволнован, когда пришел к вам после убийства?

— Будешь взволнован, когда кусать нечего и все идет черт знает как! Для этого вовсе не обязательно убивать человека.

— Допустим. Но зачем вы тогда сказали, что он был как всегда? Не так уж я глуп, как вам кажется. Нехорошо, нехорошо, господин Видершейн! Да и не совсем для вас безопасно, вы ведь отвечаете за дачу ложных показаний.

— Он был, как всегда. То есть я уже не раз его таким видел. Не может он забыть